Разведчик - это звучит гордо!

[divanmaster]

"Мы привели «языка» — перепуганного насмерть немецкого пулеметчика. Того самого, который почти в упор покосил всех наших товарищей. Несмотря на это, когда под прикрытием артиллерии и пулеметов мы отходили, мы своими телами прикрывали этого тщедушного с голощеким лицом недоноска — не дай бог свои же убьют его! И мы его привели."

Сегодня хочется поделиться с вами одной замечательной книгой. Это "Книга о разведчиках" Георгия Егорова.
Автор книги — участник Великой Отечественной войны, фронтовой разведчик, участвовавший в Сталинградской и Курской битвах прошедший через множество боев и фронтов. Содержание ее составил рассказ о боевых буднях войсковой разведки, о людях высокой души и беспримерного мужества.

Не могу сказать, что это военная литература, хотя книга как раз и повествует о Великой Отечественной войне. Эта книга была написана на основе дневников Георгия Васильевича. Поэтому язык там достаточно живой.
Ниже всем тем, кто заинтересуется, будет дана ссылка на книгу онлайн.

Если вас интересует история ВОВ и нелёгкие, но порой весёлые армейские будни, и дело разведчиков, думаю эта книга вам понравится. Позволю привести несколько цитат.

"Войну я встретил по-мальчишески задорно: вот сейчас, мол, покажем этому Гитлеру, узнает он, кто мы такие! Стоит только нам обмундироваться, взять винтовки и - р-раз!— от него клочья полетят..."

"— А на фронт скоро?
— А винтовку когда дадут?
Старшина, видать, добродушный по натуре, отцовски снисходительно отвечал:
— Время придет — и цацку дадут и настреляетесь, хай воно сказыться..."

"А ко всему прочему еще — песни. Они что, тоже боевую мощь поднимают?.. После занятий ноги еле-еле передвигаешь, набегаешься, а старшина (не тот добродушный, а наш ротный) командует:
— Запевай!
Разговаривать неохота — до песен ли. А он:
— З-запевай!!
Идем, подволакивая ноги. До столовой осталась сотня метров, как-нибудь молчком дойдем. А он:
— Р-рота, правое плечо вперед... прямо! Бегом марш! И — мимо столовой. Пробежали. Отдышаться не успели, а он:
— З-запевай!!
Куда деваться — запеваем. И пока идем обратно до столовой, песня крепнет, крепнет, шаг тверже становится и — удивительно! — настроение поднимается, вроде бы усталости меньше. Он, этот старшина, знал толк в солдатской службе..."

"Год войны за плечами у страны. Пять республик вытоптал и выжег немец. А нам, салажатам, война все еще казалась забавой, игрушечным полигоном, местом для свершения подвигов. И только подвигов! Я почему-то был уверен, что меня не убьют, не могут убить. Как же так, вдруг меня не станет на земле!.."

"А разведчик, кроме храбрости, должен обладать еще и сверхобычным терпением. Трудно, пожалуй, сказать, что главнее в разведчике — храбрость или терпение."

"— Я ранен, — выпалил я.
Наверное, это было видно и без моих слов. Усатый минометчик комично сгримасничал и в тон мне воскликнул:
— Да ну-у?!
...
— А почему крови-то нету? — спросил я с дрожью в голосе.
Разрывая зубами индивидуальный перевязочный пакет, усатый наставительно пояснил:
— Это, парень, у тебя с перепугу."

"— Странный вы народ, книгочеи. Вроде бы в тонкостях разбираетесь, а вокруг себя ничего не видите. Никакой наблюдательности! — И вдруг как отрезал: — Не будет из тебя разведчика. Во всяком случае, я бы не взял тебя к себе во взвод."

"Вдруг в палате стало тихо. Я обернулся. В дверях стояла она. Я сразу и не узнал. На ней был темно-голубой авиационный френч, такая же юбка и рубашка с галстуком. Но главное, что ослепило, — это ордена. Бог ты мой! У нее орден Красного Знамени, два ордена Красной Звезды и медаль «За отвагу». А в петлицах по два «кубаря». Палата остолбенела. От этой нашей остолбенелости и она смутилась."

"Но мои записки — воспоминание солдата, а не полководца, а солдат, он ближе к земле, он всю войну не отрывался от нее, родимой."

"Тысяча девятьсот сорок третий год рождался в свирепых вьюгах, в беспрестанных вспышках немецких ракет, методическом, размеренном татаканье пулеметов."

"Мы привели «языка» — перепуганного насмерть немецкого пулеметчика. Того самого, который почти в упор покосил всех наших товарищей. Несмотря на это, когда под прикрытием артиллерии и пулеметов мы отходили, мы своими телами прикрывали этого тщедушного с голощеким лицом недоноска — не дай бог свои же убьют его! И мы его привели."

"Кто-то потянул с тачанки клок сена, кто-то накрошил на ладонь хлеба и стал протягивать ему.
— Геть, дурни! Вы ему мьяса шмат дайте, а после ще цигарку... Ну и бестолковый народ!.. Ему молока треба. Бачь, який вин махонький. А вы ему сина!.."

"В общем, вот так: передайте лейтенанту, что я приказал держать вас в головном дозоре до... до морковкиного заговенья."

"— Уж не думаешь ли ты весь полк кормить из этих чашек своим салом?
— Нэ своим, а свинячьим. А ты ежели бестолковый, то используй свое хлебало тилько по назначению, а глупость свою услух через него не показывай."

"И показалось мне, что в глазах его столько упрека и жалости, сколько, наверное, не всегда бывает в человеческом взгляде. Почудилось мне, что Мишка хочет сказать: «Разве поступают так друзья? Я — животное, но ты-то человек!..»"

"От сознания, что ты живой и возле тебя — рука в руку — симпатичная девушка, хотелось заплакать. Никогда такого за собой не замечал. Подумал: разнежился я в госпитале, раскис. В общем, расслюнявился. И только позже понял, что тогда мы, двадцатилетние, разучились уже плакать от горя, мы жили рядом со смертью и не плакали, когда теряли своих самых близких, но, может быть, поэтому стали мы слишком чувствительными к нежности, к красоте."

"Но Сашка Веру не зарезал. Напрасно ребята переживали. А Вера на следующий день чуть ли не с ножом к горлу подступила ко мне — требовала, чтобы я вернул фото. Я не вернул и доказал ей, что Сашкина ревность — это национальный предрассудок, с которым надо бороться. Эта фотокарточка хранится у меня до сих пор в одном из старых семейных альбомов. Вера на ней молодая, девятнадцатилетняя, с пышными белокурыми волосами, длинношеяя."

Почитать