Д.Ю. Я вас категорически приветствую. Павел, добрый день.
Павел Перец. Привет, привет.
Д.Ю. Снова богато?
Павел Перец. Да, я прошу прощения за такой раздрай. К сожалению, на каждой нашей встрече будет такая история. Потому что информация черпается из разных источников. Как текстов, так и визуальных. Это, в общем-то, одна из особенностей гида-экскурсовода. О чем мы сегодня, собственно, поговорим. В прошлый раз мы очень подробно обсудили начало терроризма в России, выяснили, что он начался в Москве. Сегодня мы поговорим про кружок ишутинцев в Москве. Про покушение Дмитрия Каракозова на Александра II. И, как это ни парадоксально, про великого поэта Некрасова, потому что в связи с этим случилось одно событие, актуальность которого, как мне кажется, мы можем наблюдать даже сейчас. В связи с рядом таких явлений, как, например, гражданин и поэт, небезызвестный тебе тандем. Каким образом это касается покушения Дмитрия Каракозова, поверьте мне, касается. И это мы скоро выясним. А если говорить про географические объекты, то это будет Трубная площадь в Москве. В Петербурге это будет Площадь Восстания. Ну, и, естественно, Летний сад. Вот это такое “интро”.
Д.Ю. Заинтриговал. Так.
читать дальшеПавел Перец. Я не буду всякие там прелюдии, “почему?”, “зачем?”. Вот эти исторические, там отмена крепостного права. Я уже в прошлый раз показал, что крепостное право отменилось, и тут же возникли желающие этого гадкого царя... Пусть пока на словах, но “глаголом жги сердца людей”, как известно. Сегодня мы и увидим наглядно, как это случилось. Начать нужно, опять-таки, не с Петербурга, а с Москвы, где была группа студентов. Как ты знаешь, это и сейчас наблюдается, в дореволюционной России была система, так называемых, землячеств. То есть, если люди приезжали из каких-то там городов или областей... По такой же системе делились работнички, там, из ярославской области и так далее. У них у всех была специализация. Одни лед кололи на Неве, другие торговали чем-то.
Д.Ю. Вот ярославские, например, работали официантами. Массово.
Павел Перец. Да. Но я хочу удивить некоторых. Самыми ценными официантами, знаешь кто были?
Д.Ю. Нет.
Павел Перец. Татары.
Д.Ю. Почему?
Павел Перец. Потому, что они самые чистоплотные. У того же Льва Николаевича Толстого, на которого я буду ссылаться, потому что я его сейчас читаю, тоже в “Анне Каренине” официант татарин. В Москве был такая группа студентов из города Пензы. Ныне известной тем, что там жил “великий деятель современной культуры” Павел Воля. А вот до него...
Д.Ю. Были другие студенты.
Павел Перец. Да. Другие студенты. В КВН они не играли, КВН тогда не было, но занимались другими вещами. Среди этих студентов были, как тогда принято говорить, были “коноводы”. Я уже говорил, что была отменена бесплатное обучение в университетах, и это очень многим подкосило крылья. И, соответственно, была такая группа пензенских студентов, которая училась в Москве. Среди них выделялся человек по фамилии Ишутин, о котором мы сегодня будем говорить. И у него был двоюродный брат, Дмитрий Каракозов. Дмитрий Каракозов сначала учился в Казани, потом переехал в Москву. Совершенно разные есть характеристики этого человека, но об этом мы поговорим позже. Начнем мы, на самом деле, пока не с них, а с того, где они любили собираться. Если мы представим себе современную Трубную площадь в Москве... Вообще Москва очень проста, центр Москвы, для тех, кто не живет в городе. Сначала идет такое полукольцо, это Бульварное кольцо, которое на самом деле не кольцо, оно “подкова”. Это стена бывшего “Белого города”. Затем идет Садовое кольцо, это стена “Земляного города”. Садовое кольцо, это реально кольцо. Я крайне рекомендую всем гостям столицы в субботу или воскресенье сесть там на троллейбус “А” или “Б” и проехаться по кольцу. Это такой отличный туристический маршрут, все увидите, можете ездить там хоть до потери сознания. Я последний раз сам так сделал. Правда сейчас там троллейбус ремонтируют, там сейчас автобус ходит. И, соответственно, так вот идут улицы. Улицы, которые идут от Кремля, одна из них называется Неглинная.
Там раньше текла река Неглинка, она выходила на Трубную площадь. Несложно догадаться, почему она так называется, потому что Неглинку в свое время забрали в трубу, из-за обильных дождей она разливалась и все это прекрасное содержимое, так сказать, оказывалось на поверхности. Ну, а основной коллектор находился на Трубной площади, ее забрали в трубу. И было в Москве несколько злачных мест, одно из них называлось Хитровка, второе, это Трубная площадь, которая, на тот момент, выглядела следующим образом. Это вот, если мы смотрим с Рождественского бульвара, я картинки потом тебе дошлю. Вот так вот Рождественский бульвар, сюда идет Неглинная улица, вот еще один отличный взгляд с Рождественского бульвара. Вот так это тогда выглядело. Ну, также Трубная площадь славилась рынком, который там происходил, выглядело это вот так. То есть масса людей. Я прошу обратить внимание на этот дом, потому что сейчас мы про него будем говорить. Сейчас его нет, сейчас на его месте “наикрасивейшее, наистекляннейшее произведение лужковского искусства”, бар и куча всяких офисов. Там был птичий рынок, и торговали цветами. С этим птичьим рынком тоже масса историй связана. Например, птиц раньше действительно очень любили покупать. У купцов еще была, у некоторых, манера, это называлось “продать птичку на Ваганьково”. Чтобы покупатель приходил к тебе чаще, ты достаешь птичку, но перед тем, как ему отдать, ты ей сжимаешь под крылышками тельце, у нее происходит внутреннее кровоизлияния и она живет буквально один-два дня, после чего умирает. После чего покупатель приходит к тебе еще раз. Поэтому опытные покупатели предпочитали сами птичек из клеток доставать. Ну, а от Неглинной площади дальше идет Цветной бульвар. Цветной бульвар, он, стал таким не сразу. Сначала там были деревья, но затем, по приказу вот этого замечательного человека, это Закревский, губернатор Москвы, у него была известная жена, Закревская...
Поскольку там собирались проститутки, шулеры и прочее, он издал приказ... Из-за деревьев очень осложнено наблюдение за этими “прекрасными” людьми. Деревья все вырубили, бульвар переименовали в “Цветной”. И вот в этом доме, который одним торцом выходил на Цветной бульвар, а другим на Трубную площадь, а третьим на, так называемую, Грачевку... Грачевка, это нынешняя Трубная улица, а раньше она называлась либо Грачевка, либо Драчевка. Драчевкой она называлась не в связи с определенными действиями, о которых некоторые интеллектуально нагруженные граждане могут подумать. Там либо драли зерно, то есть чистили. Либо, по еще одной версии, “драчи”, это были такие шипы, которые кидали под копыта коннице. А Грачевкой она потом стала, потому что там, вроде как, изготовляли “Грачи”, это ядра для мортир. Потом она стала Трубной улицей. Так вот, в этом замечательном доме располагался трактир “Крым’. Он был трехъярусным. Третий этаж, второй этаж – бельэтаж, и был подвал. Как пишет Гиляровский, известный бытоописатель Москвы, Хитровка, там же были свои трактиры, один из них назывался “Каторга’, ничего не меняется в блатном мире. Так вот, “Каторга” была пансионом благородных девиц по сравнению с трактиром “Крым”. В этом трактире “Крым” собиралась, естественно, всякая шушера и прочее, но там были еще привилегированные помещения. Одно из них называлось “Ад”, а второе “Преисподняя”. Там, соответственно, работали “Адовы наковальни”, это у них называлось “тырбанка слама”. “Тырбанить слам”, это делить награбленное на том жаргоне. Там были свои законы, например, была продумана система, что если люди играют в карты и кто-то кого-то пытается обмануть и срочно выбежать, то в дверном проходе помещали такие палочки, которые передвигали периодически, когда ты выбегал...
Д.Ю. То далеко не убегал.
Павел Перец. Да. Это место выбрала для себя группа студентов, чтобы там собираться. Инкогнито. Сначала они организовали общество взаимопомощи. Это распространенная была практика, когда студенты собирались, коллективно работали, вместе открывали переплетные мастерские. Или там воскресные школы... А потом Ишутин сказал: “А давайте мы сделаем революционную организацию”. Название у нее было “организация”. А затем, в недрах этой организации, была попытка создать общество “Ад”. Здесь надо уже перейти к кое-каким источникам информации. Кстати, по поводу Трубной площади и Рождественского бульвара, хочу показать одну картинку известную. Это картина “Тройка”, из серии “какую Россию мы потеряли”. Художник Перов явно писал ее на “пиндосские” деньги, не иначе. Кстати, с “пиндосами” мы были тогда большие друзья. Русофобская картинка, мы же знаем, что тогда молочные реки в кисельных берегах. Так вот, эти несчастные дети тянут эту бочку как раз от Трубной площади по Рождественскому бульвару, а это стена Рождественского монастыря. Напротив него, характерная черта этого места, там был бордель, который называли “святые номера”.
Д.Ю. Дети везут воду?
Павел Перец. Да. Там жуткая история была. Связанная с мальчиком этим, по центру. Он умер, потом мама приходила к художнику, он ее привел в Третьяковку, она упала на колени... Он ей специально личный портрет ее сына написал. Жуткая история. Но, на самом деле, ничего нехарактерного в этой истории для того времени нет. Увы. Поэтому, я очень рекомендую ходить в Третьяковскую галерею и в Русский музей, там все наглядно про быт наших священнослужителей есть...
Д.Ю. Напитываться русофобией.
Павел Перец. Да. Напитываться русофобией. Там, как мы знаем, все придумано. Так вот, сейчас мы уже переходим к неким непосредственным источникам информации. В 1932 году вышла книжка, которая называлась “Чернышевский и его сподвижники”, она как-то по-другому называлась, но суть об этом. Там были собраны документы, определенные воспоминания. Например, там были опубликованы воспоминания человека, которого звали Земфир Константинович Ралли. Дело в том, что в этой книге, которую я не перестаю рекламировать и которую я цитировал в прошлый раз, Олег Витальевич Будницкий, он цитату из этой книги привел. И привел он ее в определенном контексте, потому что звучит она следующим образом: “В кружке этих людей” – ишутинцы имеются в виду, – “как и во многих кружках того времени, говорилось, что следовало уничтожить этого государя за пресловутое освобождение крестьян, которое затормозило революцию в России. Это последнее было общим мнением почти всей интеллигенции. Каракозов был приверженцем этого мнения, которое, однако, редко высказывал среди своих интимнейших друзей.” Это пишет современный историк, господин Кливенский, который, соответственно, писал вступительную статью к этим воспоминаниям, поскольку речь идет про 30-е годы XX века. Он, естественно, написал: “Заслуживает внимания рассказ Ралли о широком распространении перед 4 апреля террористических настроений среди студенчества и, вообще, среди интеллигенции. Пусть даже дело шло не столько о настроениях, как о склонности поболтать.” Не буду все здесь читать. Господин Кливенский пишет: “Это совсем неправдоподобно, даже если помнить, что дело идет о простых разговорах.” То есть, здесь мы видим конфликт исторических концепций, потому что Будницкий приводит это как доказательную базу, а Кливенский ее опровергает, ну не могла интеллигенция так говорить. Более того, дальше, поскольку Ралли пишет, что, в общем и целом, рабочим и крестьянам было глубоко плевать и они были исключительно ориентированы на царя-императора. И, более того, среди рабочих были распространены черносотенные настроения. Ну, а, поскольку мы знаем, революцию сделали пролетарии, а пролетарии априори не могут любить царя, господин Кливенский пишет, что утверждения о том, что эти рабочие там думали, надо подвергать резкой критике. То есть, это такая практика Советской историографии, когда дается источник информации, абсолютно правдивый, ну, я имею в виду неискаженный, но перед этим обязательно разъяснительная работа проводится с читателями.
Это особенно касается всяких источников информации, типа воспоминаний Сергия Юльевича Витте, которые очень любили в Советском Союзе, но обязательно снабжали определенными комментариями. Так вот, этот Ралли пишет про ряд историй. Это, чтобы вы понимали про контекст, в какой среде это все рождалось. Ну, во-первых, эта цитата, что надо уничтожить царя. А дальше он пишет: “Был в Москве некий князь Глинглияд, страшный алкоголик, шатавшийся среди студенчества. Пропадавший целыми месяцами по кабакам и трущобам, спавший летом в кустах по бульварам и живший подаянием от купцов. Этот князь и был проповедником латинской фразы убийцы Линкольна” - тогда ходила фраза убийцы Линкольна о том, что “смерть тиранам”. Дальше господин Ралли пишет: “Вообще говоря, молодежь того времени прекрасно знала, в России рабочие упорно связывали с верой в царя все свои надежды на будущее”. Это одна из ключевых фраз, мы к ней будем возвращаться, когда будем говорить о хождении в народ. “Рабочие и крестьяне смотрели крайне враждебно на студентов, которых считали поляками и бунтовщиками.” Это сущая правда, так оно и было, они их называли не студенты, а “скубенты”. Дальше он пишет о том, что на самом деле, все эти разговоры, которые шли в кружке ишутинцев, были не более чем разговорами. Что, опять-таки, не верно, о чем я скажу дальше. Также господин Кливенский пишет: “Дмитрий Каракозов, больной психически, умирал под пыткой профессора Эсдикауэра и зверя Муравьева”. Было распространено мнение, что Каракозов психически больной, есть масса источников, что он алкоголик и лечился от алкоголизма. Что он наркоман, потому что при аресте у него нашли пакетики с морфием. И что его пытали зверски. Там были применены определенные методы, но пытками я бы это не назвал. Ну и еще мне здесь понравилось одно место, реакция на покушение на царя. Это он уже приводит другие... Воспоминания Петра Вейберга: “Вбежал Достоевский в помещение, где был Майков. “В царя стреляли!” - вскричал он, не здороваясь с нами, прерывающимся от волнения голосом. “Убили?” – закричал Майков нечеловеческим голосом. “Нет, спасли благополучно, но стреляли, стреляли” – повторяя это слово, Достоевский повалился на диван почти в психическом припадке. Мы дали ему успокоиться, хотя и Майков был близок, чуть ли не к обмороку”. То есть...
Д.Ю. Парни переживали.
Павел Перец. Парни переживали, не то слово. Вообще было время, когда мы читаем, например, “император прослезился”. Они вот были такие эмоциональные.
Д.Ю. Интересный момент, обращаю всеобщее внимание. Какая диалектичность. Царь освобождает крестьян и за это его надо убить.
Павел Перец. Ну, и дальше, соответственно, они собирались, о чем-то разговаривали. И был еще такой петербуржец по фамилии Худяков...
Д.Ю. Я, извини, тебя перебью. Вот они собирались в кабаке, где собираются уголовники. Они с ними крепко дружили? Дружили с администрацией кабака, где собирались уголовники?
Павел Перец. Нет. На самом деле этот момент, дело в том, что я сначала прочитал его вот в такой книжке... Дело в том, что о Москве, в отличие от Петербурга, не было вообще никакой литературы. Ну, краеведческой. Я тебе могу рассказать такую историю, в 2004 году, когда я жил в Москве, я пришел в магазин “Москва”, книжный на Тверской, с целью прикупить себе что-то типа вот такого. Целые стеллажи книг про Петербург. Про Москву вот... Нет, ну, там была какая-то туристическая тряхомундия глянцевая, ни о чем. Ничего. Были только книжки, Лев Колодный, и по стилю, и по информации куча претензий, но...
Д.Ю. Ну, хотя будем откровенны, вся приличная литература появилась только в перестройку и после. Когда начали рыть на полный штык.
Павел Перец. Дело не в этом. Сейчас такая литература начала появляться. И даже есть удачные примеры, но их очень мало. Вот, я сначала вычитал, что они собирались в кабаке “Ад” вот в этой книге. Я, естественно, к таким книгам современным с долей скепсиса отношусь. Но потом, об этом сказано и в воспоминаниях, а, самое главное, в признаниях самих этих людей во время следствия. Для меня это тоже большой вопрос, потому что Гиляровский пишет, например, что уголовники с большим уважением относились к студентам, которые начинали петь “Дубинушку”. Вполне возможно. С другой стороны это очень сильно противоречит общим настроениям антистуденческим, ну ты помнишь, на Тверской площади в дружном союзе с купцами с Охотного ряда, полиция мочила студентов во время митингов. Поэтому я, вот за что купил, за то продаю. Это вот описано. Чем дальше собрались заниматься эти ребята. Они от слова перешли к делу. Во-первых, первым их успешным актом было освобождение польского офицера Домбровского, который участвовал в польском восстании. И вообще у них была такая очень плотная коллаборация с поляками. Потому что на тот момент считалось, что надо Польше помогать. Никто из них не задумывался, что были определенные противоречия в этой всей истории. Потому что поляки, большинство из них, не собиралось делиться землей с крестьянами. Самое главное, они однозначно собирались выйти из состава России. Фактически, это поощрение сепаратистских настроений. И, соответственно, как мы знаем и об этом позже поговорим, было восстание очередное в Польше подавлено. Вот этим самым Муравьевым, получившим еще раньше кличку “вешатель”. Потому, что он еще после первого восстания сказал: “я не из тех Муравьевых, которых вешают, я из тех которые вешают”. Он действительно был родственником повешенного декабриста Муравьева. Не известно говорил ли он эту фразу. Некоторые исследователи приходят к выводу, что он сам ее себе приписал. Но с тех пора к нему прилипла эта кличка “вешатель”. Ну, и соответственно, был вот этот Ярослав Домбровский... Личность легендарная, он воевал потом во время Парижской коммуны. Его арестовали и отправили, как и многих польских офицеров, сам знаешь куда. Но перед этим, с географией мы все знакомы, Польша там, Сибирь там. Его в московскую пересыльную тюрьму отправили. Московская пересыльная тюрьма тогда находилась на том самом месте, где сейчас музей изящных искусств имени Пушкина. Там был колымажный двор в свое время. И вот московская тюрьма пересыльная.
Как сбежал Домбровский, тебе опять-таки, очень понравится эта история. Потому что она наглядно характеризует жесткость и свирепость царской системы. Она была настолько свирепа, что заключенных водили в баню. Мыться, что, в общем-то, нормально. Когда их водили мыться, там, по дороге, торговки, пирожки... Этот Домбровский просто накинул на себя платок, ему там передали, и в итоге смешался с толпой этих торговок. И покинул благополучно двор тюрьмы. Помогал ему в этом Болеслав Шестакович. Это дед нашего замечательного, во всех отношениях, Дмитрия Шестаковича. Пишут, что он чуть ли не приволок его в этот трактир “Ад”. И там этот Домбровский перекантовался. Но на самом деле более серьезные исследователи пишут, что он его поместил на, так называемую, конспиративную квартиру к своей супруге. Где он перекантовался, затем отправился в Петербург, а оттуда свалил в Европу, где стал боевым генералом Парижской коммуны. Но, опять-таки, обращаю внимание на простоту исполнения замысла. Государственного преступника, таким образом, освобождают. Это было успешное действие ишутинского кружка. Потом Болеслава Шостаковича, естественно, арестовали, отправили туда же. Но у него была более позитивная судьба. Он был из тех людей, которые очень хорошо адаптировались на месте. И вообще надо сказать, что этнографы, краеведы, геологи, которые там работали, они очень часто были из тех людей, которых туда ссылали. Как раз в кружке ишутинцев был такой Максимилиан, забыл его фамилию, который туда уехал, когда его освободили, он добровольно вернулся потому, что настолько свыкся и продолжал работать. Это было первое действие, а дальше... Как ты понимаешь, идут разговоры, разговоры... Здесь я хотел бы дать ряд характеристик, совершенно противоречивых, например, Ишутину. Была такая мадам, которая работала репортером московского окружного суда... Тут еще важно, что 1865 год, о котором идет речь, это самое начало нового суда в России.
Д.Ю. А в чем изменения заключались.
Павел Перец. Ой, да во всем на самом деле. Во-первых, суд стал отдельным от расследования. Во-вторых, было несколько видов судов. Самый первый вид суда, где все решалось прямо на месте. Есть замечательная история про первый суд. Когда пришел очень серьезный по табели о рангах мужчина, подал в суд на рабочего, который у него снимал комнату и не доплатил ему три рубля. Вот они приходят судиться, судья говорит рабочему: “Это правда?” Рабочий: “Ну, правда, у меня денег не было”. “А сейчас вы можете эти три рубля заплатить?” “Да, могу”. Тот ему платит, и судья говорит: “Все, суд окончен”. И вот этот вельможа говорит: “Это все?” “Да, это все”. Потом вельможа говорит: “А можно я со своей стороны ему денег подарю?” ”Пожалуйста.” Потом выяснилось, что это вельможа просто ради эксперимента обратился в суд, и он просто обалдел от того, что теперь это вот так. То есть, ты приходишь, и все мелкие дела решаются прямо на месте. Второе, появились присяжные поверенные. Адвокаты, “аблакаты”, как их называли. Появилась система несменяемости судей. Вот, одним из самых ярких примеров, о нем будем далее говорить, по фамилии Кони. Появилась совершенно четкая система апелляции в сенат. Ну, и самое главное, суд стал гласным. То есть, он стал более гласным, более прозрачным и тому подобное. Забегая вперед, Ишутин, когда у него была возможность выбрать адвоката себе, губа была не дура у человека, он выбрал Дмитрия Стасова.
Так вот, характеристика этого самого Ишутина, со слов Елены Ивановны Козлининой, характеристика, сразу хочу сказать, не очень объективная, но, тем не менее: “Любовь к молодой девушке, необыкновенной красоты, заставила Ишутина лезть в герои”. Как обычно, наличие женского пола, подстегивает к определенным действиям. “Он гонялся за славой, желая купить ее ценой даже самой жизни. Будь он человеком более культурным, он этой славы сумел бы добиться. Как ни широко шагала тогда наука, все же в ней не было ни единой области, где бы можно было без настойчивости продвинуться вперед. В том-то и заключалась трагедия, что таким сереньким людям, недоучкам наука была не по плечу. Проще и легче людям этого типа прикрываться бутафорией и под флагом политической деятельности, выжидать, не подвернется ли где еще кус послаще. А не ровен час, и попасть в герои”. А дальше вообще просто уничижительнейший пассаж: “Ишутин был озлобленнейшим человеконенавистником. Возможно, по причине своего физического уродства. Его ближайший, друг Петр Николаев, типичный хулиган, до последней степени беспринципный. Другие фигуры, окружавшие их, по большей части представляли собой зеленую молодежь, неуравновешенную и до последней возможности распропагандированную”. В этом плане, по поводу Петра Николаева, очень характерна характеристика, которую дал господин Кливенский, в статье “Воспоминания господина Ралли” он описал Петра Николаева как одного из самых образованных вообще членов кружка, вот: “Очень интересное сообщение, что Петр Николаев, самый образованный из московских ишутинцев, был завзятым сен-симонистом”.
Д.Ю. К чему призывал Сен-Симон?
Павел Перец. В двух словах... Были в свое время теории утопичные. Самая распространенная была теория Фурье... Фаланстеры... Если не вдаваться в подробности... Почему они так хорошо ложились на теорию русские общины? Потому, что все общее, все регламентируется “миром”. И, соответственно, кто что работает, тот то и получает. А если кто-то не работает, то уже решается, либо выделяются средства... Я сейчас очень примитивно. Но, просто если в это сейчас вдаваться... Мы еще к моменту покушения Каракозова не подошли, про Некрасова вообще не поговорим... Вообще тему русской общины надо будет отдельно обсудить потому, что некоторые революционеры считали, что русский мужик социалист по природе. Но у общины был один минус. Там же земля делилась не так вот кусками. А вот хорошая земля нарезалась и хорошая земля нарезалась. Вот тут часть, там часть. А самое главное, что это было очень выгодно для голытьбы, потому что они никогда с голоду бы не померли, но для людей, которые хотят зарабатывать деньги, тащить все это. И как раз Столыпин этот “гордиев узел” разрубил. Хотя на самом деле реформа не его, но об этом мы тоже поговорим в будущем. Так вот, это одна из характеристик Ишутина. Они говорили, говорили и в итоге Дмитрий Каракозов отправился в Петербург. Перед этим некий господин Худяков взял деньги у Ишутина, вернее Ишутин ему их дал. Отправился в Европу, там пообщался с разными революционерами, вернулся и начал рассказывать про некий европейский комитет. И Ишутин начал использовать информацию, что он, якобы, делегирован этим европейским комитетом и тем самым пытался доказать свою значимость и говорить, мол, давайте мы теперь организуем организацию, простите за тавтологию. Что там предлагалось. Я уже сейчас буду цитировать их показания на суде, я немного забегаю вперед, но тем не менее. Дмитрий Иванов, член ишутинского кружка, что предлагал господин Ишутин: “Мы припомнили, что Ишутин в прежние времена очень жарко отстаивал Арсения.” Арсений, это человек, который приобрел бомбы в Италии, получившие название “Арсеньевских бомб”. “Что надо каким-нибудь грандиозным страшным фактом заявить о существовании тайного общества в России. Расшевелить заснувший народ. Когда же его спрашивали что же это за факт такой, он отвечал: “Да вот, например, взорвание Петропавловской крепости на воздух или что-нибудь подобное”.
Д.Ю. Как все просто.
Павел Перец. Да. Привлеченный к дознанию Вознесенский вспоминал: “Он по-прежнему надувал меня своими проектами, вроде рыбной ловли в Каспийском море, журнала для всех женщин в Европе, женского университета, воскресных школ и какой-то чудной книги, которая должна была обнять Россию во всех отношениях.” Вот, распирало человека.
Д.Ю. Судя по этому, не зря их купцы метелили.
Павел Перец. Вообще из показаний следует, что... Ермолов показывает, тоже член ишутинского кружка: “Ишутин однажды рассказал, что слышал от Худякова про существование какого-то европейского комитета, существовавшего не известно где. Цель которого есть убиение царей.” Максимилиан Загибалов пишет: “Об этом комитете говорил, что если бы случилась революция в России, то он, комитет, прислал бы русским десять тысяч ружей.” Еще был такой господин Страндин, тоже пишет про эту организацию, в его показаниях мелькает такая фраза: “С тем, что следует ли нам принять это на средство достижения нашей цели и что если это будет принято, мы должны составить кружок мортусов или ада.” Они еще называли себя “мортусами”. То есть смертниками. На самом деле мы видим признаки молодежной субкультуры. Жили бы эти люди сейчас, они бы слушали как-то там...
Д.Ю. И татуировались.
Павел Перец. И где-нибудь годам к 35 обзавелись бы семьей. Музыку, может быть, продолжали бы слушать, как я сейчас. Иногда, да. А поскольку не было, вот и приходилось думать им про цареубийство и прочее. Я, опять-таки, утрирую, но, на мой взгляд, все так и обстояло. Соответственно, Каракозов, наслушавшись этого всего. Про европейский комитет загадочный и про идеи цареубийства. Причем Ишутин в своих показаниях говорил: “Относительно ада, действительно должен сказать, что Ермолов слушал меня о европейском комитете, когда я в шутку говорил о том, что нам надо составить общество, вроде европейского комитета”. Но шутка, как бы, не прошла. Каракозов отправился в Петербург. Он производил впечатление, такие слова употребляются в воспоминаниях, странного...
Д.Ю. Отморозок.
Павел Перец. Вот в одной из передач Будницкий рассказывал, что у Пола Верховена есть дочь и она занимается историей. И она раскопала информацию о Каракозове. Он же периодически лежал в больницах, у него были периоды, когда температура поднималась до 40 градусов. Ну, как ты понимаешь, когда у человека температура 40 градусов, там не то, что мозг “плавится”, а вся нервная система. То есть он реально чем-то болел, чем никто не знает. Первый раз он отправился в Петербург, ему отправились вслед два человека, нашли, вернули его. Второй раз он отправился, вообще никому ничего не сказав... И когда он приехал, это я уже рассказываю информацию, которую мы знаем, а тогда не знали... Когда он приехал, он остановился в гостинице, которую во всех справочниках называют “Знаменской”. Она была не “Знаменская”, она была “Северная”. Гостиница, нынешняя “Октябрьска”, напротив Московского вокзала. Я объясню, почему важно где он жил. Что тогда представляла собой Площадь восстания, я сейчас тебе покажу. Она называлась “Знаменская” потому, что там стояла церковь. Вот так вот она выглядела. Московский Николаевский вокзал, вот здесь стоит сейчас метро “Площадь восстания”. Вот это фронтон этой церкви. Вот здесь, обрати внимание, возвышается каланча Александро-Невской части полицейской. Я тебе сейчас покажу более современную фотографию. Вот это сама церковь.
Д.Ю. Туда наш Павлов ходил молиться. И говорил, что: “Если то, что большевики делают с Россией, это эксперимент, то я бы для такого эксперимента пожалел бы даже лягушку”. Что-то никто его за это не расстрелял.
Павел Перец. Есть такая версия, что Павлов. Но, правда, потом писали, что это старичок на Павлова похож. Но такая версия существует. Есть у меня еще одна фотография... А это уже совсем поздняя фотография, здесь как раз по центру памятник Александру III. Ты знаешь знаменитый стишок про комод?
Д.Ю. “Комод, на комоде бегемот, на бегемоте обормот, на обормоте шапка”.
Павел Перец. “Отгадай, чей папка?” Ну, это была сатира на Николая II. Есть еще фотография, где уже нет памятника Александру III.
Д.Ю. Его когда стали показывать, я сходил, посмотрел. Мне понравилось. Настоящий царь.
Павел Перец. Вдовствующей императрице он очень нравился, этот памятник.
Д.Ю. А Паоло Трубецкой сказал, что он слепил одно животное на другом.
Павел Перец. Но, тем не менее, площадь во времена Каракозова выглядела вот так. Более того, у нас есть воспоминания Кони... Я вам всем рекомендую, я эти книжки покупаю в “магазине старой книги”. Они стоят по 40 – 50 рублей, это самые лучшие путеводители, какие есть на свете, называются “Туристу о Ленинграде”. Ну, они начинаются Владимиром Ильичем Лениным и заканчиваются Владимиром Ильичем Лениным. У человека, который писал эти книги были такие обстоятельства...
Д.Ю. Ну, ты знаешь, когда современные книги начинаются про демократию и заканчиваются демократией... Для меня не отличается ничем вообще.
Павел Перец. И, соответственно, есть описание Кони, что представляла собой тогда эта площадь. “Воспоминания старожила” есть у него такая книжка: “Знаменская площадь обширна и пустынна”. Вы можете себе представить сейчас Площадь Восстания пустынной? “Двухэтажные и одноэтажные дома обрамляют ее, а мимо протекает речка, по крутым берегам которой растет трава. Вода в ней мутна и грязна, а по берегу тянутся деревянные перила”. Ты знаешь, что это за речка?
Д.Ю. Лиговский канал.
Павел Перец. Да. Лиговский канал. Это канал, который был прорыт, чтобы питать водой фонтаны летнего сада. Назван так по названию реки Лиговка. Потом этот лиговский канал забрали также в трубу, потому что он стал представлять из себя очень симпатичное место, самое главное амбре... Вот, он поселился в этой гостинице и дальше я хочу процитировать еще, это менее удачное описание, это книжка такая прикупил тут за 1200 рублей, целая серия этих книг. Там и Толстой в Петербурге, и Менделеев в Петербурге. Как описывает советский путеводитель это все: “Солнце серебрило ноздреватый снег на невском льду, весело играло на решетке Летнего сада. У ограды толпа, зеваки глядели на высокую фигуру царя, приближавшегося к воротам по центральной аллее. Открытый экипаж ждал его. Застоявшиеся лошади нетерпеливо перебирали ногами. Раздался выстрел, разорвавший тишину и легкий стук копыт. Рванули кони, кто-то вскрикнул, вдоль ограды побежал человек в черном пальто. За ним погнались, настигли, стали бить. Подошел император, окинул холодным взглядом: “Фамилия?” “Каракозов” Царь повернулся к задержанному спиной и распорядился доставить Долгорукову”. Ну, тут, как говорится, все смешалось. Все было не так. Как, я сейчас расскажу. Действительно, 4 апреля 1866 года, Каракозов, вооружившись двуствольным пистолетом. Мы даже знаем, во что он был одет. На нем был повязан бандаж, может быть, со спиной были у человека проблемы. У него были с собой несколько прокламаций. Стрихнин – яд. Несколько порошков с морфием, что дало основания некоторым товарищам писать, что он был морфинист-наркоман. На самом деле, я предполагаю, он его собирался использовать как яд.
Д.Ю. То и другое в порошке было?
Павел Перец. Да. Это все описано в отчетах официальных. Александр II, возвращаемся ка нашим, хотел сказать, героям. Как ты помнишь из нашего прошлого разговора, они все гуляли одни. У Александра II тогда только начинался роман с Катенькой Долгорукой. Ей было, если не ошибаюсь, на тот момент 18 лет. Она в своих воспоминаниях отчетливо пишет, я уж не знаю, правда, или нет, можно верить или нет, что в тот день он действительно гулял по летнему саду со своей собачкой. У него была собачка, сеттер Милорд. Эту собачку можно видеть на многих фотографиях, можете прямо в Google набрать “Александр II сеттер Милорд”. И найдете и картины и фотографии. Вот, он гулял с этой собачкой и Катенька Долгорукова пишет, что она собственно встречалась с ним в этот день. У них до момента, так сказать, теплой любви оставалось немножко, это случилось в Петергофе в одном из дворцов. Он действительно влюбился в нее, как пацан. Я лично не вижу в этом ничего ни катастрофичного, ни не натурального... Александр II был мужчина. Тем более мужчина образованный красивый и так далее и тому подобное. Он с ней встретился, она пишет, что вышла в калитку с другой стороны Летнего сада, эту калитку вы можете наблюдать до сих пор. Я даже, когда жил на Моховой, застал время когда она была открытая. Если вы идете и от Инженерного замка смотрите на Летний сад, то вот с правой стороны там есть такая калиточка, а слева ворота. И он, с ней распростившись, пошел к выходу. И тут, выходя из центральных ворот, там всегда стояла толпа в ожидании его...
Д.Ю. А внутрь парка всякую сволочь не пускали?
Павел Перец. Ну, в принципе всякую сволочь не пускали, потому что на ограде парка висела табличка “Собакам и нижним чинам вход запрещен”.
Д.Ю. Многих раздражают таблички из фильмов с Брюсом Ли “Собакам и китайцам вход запрещен”.
Павел Перец. Нет, из песни слов не выкинешь. Летний сад был закрыт для большей части публики. Самый первый сад у нас, там, где метро “Горьковская”, это был первый общедоступный сад. Ну, и, естественно, там бывали и разборки, и поножовщина. Пушкин туда ходил, реально, в халате и в тапочках. Он жил на Пантелеймоновской, дом 5. Ныне улица Пестеля. И вот, он писал своей жене, что я вот встаю и иду в летний сад, мой огород. Потому что он был там как у себя дома. Дворяне, там, в “Онегине”... Он выходил оттуда и, вот, Каракозов в него пытался выстрелить из двуствольного пистолета.
Д.Ю. Чем заряжен был, пуля, картечь, дробь?
Павел Перец. Пуля, судя по всему. На самом деле, до таких, я не докапывался. Я думаю, что пулей. Должны же были эти люди как-то соображать.
Д.Ю. Стрелковой подготовкой занимался?
Павел Перец. Нет, конечно. Какая там стрелковая подготовка, о чем ты говоришь? А дальше есть такая версия, что стоявший в толпе картузник Осип Комиссаров толкнул его в руку, тем самым спас...
Д.Ю. А дистанция, была какая? Метр, два, три, пять?
Павел Перец. Ну, да. Где-то так. Это была официальная версия, которая у некоторых уже тогда вызвала скепсис. Каракозов побежал вдоль набережной, его догнали два унтер-офицера и поволокли в здание третьего отделения, которое находилось неподалеку. Царь спасся. Опять-таки, с момента отмены крепостного права прошло еще мало времени. Очень характерен вопрос, который задал царь Каракозову, он спросил: “Ты поляк?” Он ответил: “Нет, я русский”. Потому, что предполагалось, что русский не может априори на государя-императора покуситься. Это, опять-таки, к вопросу об их безопасности. Еще существовало некое убеждение, что никто не может на него покуситься. И, вот, это был первый блин. Комом. Оказался не поляк, оказался русский. При нем были обнаружены прокламации.
Д.Ю. Прокламации-то на кой? Хотел разбросать сразу что ли?
Павел Перец. Ну, как некое обоснование его поступка. Одна из них к народу: “Грустно, тяжко мне стало, что так погибает мой любезный народ. И вот я решил уничтожить царя-злодея. И самому умереть за свой любезный народ. Удается мне мой замысел, я умру с мыслью, что принесу пользу дорогому моему другу русскому мужичку, а не удастся, я верю, что найдутся люди, которые пойдут по моему пути. Мне не удастся, им удастся. Для них смерть моя будет примером и вдохновит их”. Это вот прямо в корень, люди нашлись. Пример вдохновил и как это было мы с вами потом увидим. И что еще характерно: “Пусть знает русский народ своего главного могучего врага. Будь он Александр II или Александр III, это все равно. Справиться народ со своим главным врагом, остальные мелкие: помещики, вельможи, чиновники. Богатеи струсят потому что число их вовсе незначительно. Тогда-то и будет настоящая воля”. В общем, типичный лейтмотив, сейчас мы главного уберем, все остальные испугаются и все. Кто, правда, заполнить этот вакуум нигде и никогда не говорится. Вернее говорится, но это все прожекты какие-то странные.
Его схватили, он не признался. И через несколько дней, 7 апреля, владелец гостиницы “Северная” сказал, что у него в номер тут въехал один и не возвращается. А тогда, в отличие от сейчас, все было строго, подконтрольно в таких вот местах. Пришли в этот номер обыскивать, а там масса сюрпризов. Во-первых, он был еще великий конспиратор. Такой же компетенции, как и стрелок. Он разорвал свои записки, но их сложили и нашли там адреса в Москве. Дело в том, что они еще собирались все в районе Большой и Малой Бронной. Это историческое место, где собирались студенты. И вот, я говорил в прошлый раз, двоих ишутинцев арестовали в доме где сейчас на Большой Бронной находится синагога. До того момента там было строение, где их всех и приняли. Сначала их в Москве обрабатывали... Было арестовано сначала около двух тысяч человек. Потом большинство отпустили. К делу было привлечено несколько десятков буквально. И тут товарищи ознакомились с программой организации “Ад”. Я бы хотел тебе Дмитрий зачитать несколько постулатов: “Члены “Ада” должны отчуждаться всяких порядочных людей, чтобы отвлечь внимание правительства. Сделаться негодяями и взяточниками и, вообще, окружить себя самой гадкой обстановкой.” Чтобы не вызывать подозрений. То есть, это не анекдот. Серьезная политическая программа на самом деле.
Д.Ю. Ну, тут видно другое. Человек, не занимающийся указанными вещами, вызывает подозрения. Что он не такой. Обстановка хорошая была.
Павел Перец. Забегая вперед, могу сказать, что когда Халтурин, устраивавший взрыв в Зимнем дворце, он, когда устроился туда, он просто ошалел от уровня воровства прислуги. И ему, чтобы не выделяться среди толпы, приходилось ходить и воровать вместе со всеми. Чтобы не быть заподозренным, что он какой-то не такой.
Д.Ю. И вместе со всеми ходить в церковь потом.