-Вы любите одиночество? -Нет, я скотина коллективная. (с)
Павел Перец. Да, ну и соответственно, их тоже приняли, кстати, этих скубентов, и в Тверскую полицейскую часть доставили. Значит, живёт этот Заичневский в этой Тверской полицейской части. Тут ещё слово «темница» присутствует, а у нас со словом «темница», ты же понимаешь – она, во-первых, сырая, потому что мы же все знаем – «в темнице сырой». Во-первых, очень понравился мне момент допроса – его спрашивают: «Признаёте ли вы, что призывали крестьян к открытому возмущению?» Что отвечает господин Заичневский: «К этому не призывал. Я допускал уже, что возмущение произведено, и указывал только на безрассудство возмущения без оружия».
читать дальшеД.Ю. Ха-ха-ха! Молодец скубент, блин, не таясь!
Павел Перец. «Комеди-Клаб», знаешь, за словом в карман не лезет парень. И это важно, потому что именно ему принадлежит первое слово терроризма. В каких же условиях он жил чудовищных? Я почему специально цитирую отсюда, из этого очерка Юрия Куликова – потому что это такая советская вещь, где, естественно, нужно было показывать, как плохо было в тюрьмах и как хорошо было на воле и прочее. Вот как плохо - это пишет советский публицист: «Надо сказать, здесь, в Москве, положение его, как заключённого, куда легче, чем в Северной Пальмире. Сюда, в полицейскую часть, начальство допускало друзей для свидания, следовательно, можно было продолжать своё дело. Выводили даже на прогулку по городу под предлогом посещения бани, можно было встретиться и побеседовать с нужными людьми. Иногда в темницу приходили малоизвестные посетители, те, кто сочувствовал движению, или просто любопытный. Раза два подъезжали в экипаже какие-то нарядные дамы, передавали цветы и фрукты. Но это мало занимало Заичневского, другое дело – светлокудрая девушка, с которой его познакомили на бульваре. Солдат отошёл в сторонку, а они сидели на скамье под липами. Зовут Анни, фамилия Можарова». Т.е. у него там был некий клуб по интересам.
Д.Ю. Атас! Я тебе, как цепной пёс, скажу, что это вообще немыслимые просто вещи. Просто немыслимые!
Павел Перец. А ты видал об этом? Ты знаешь, в беседах со мной ты откроешь очень много интересного о состоянии революционеров.
Д.Ю. У нас есть такой местный историк – Евгений Анисимов, который пишет книги «Дыба и кнут», «Город у эшафота», там. Мне очень интересно всегда. Я как-то раз пошёл в Петропавловскую крепость с целью оценить, в каком ужасном состоянии проживали наши предки. Увидев камеры по 25 м2, я как-то задумался – что-то тут не так. И тут я услышал крик экскурсовода: «Так, группа, выходим из карцера, следующая группа…» Я перешёл на бег – посмотреть, что же там за карцер такой?
Павел Перец. Ну это ты был в Трубецком бастионе, но дело в том, что в тюрьме Трубецкого бастиона…
Д.Ю. Дай я тебе дорасскажу: у нас в армии, например, в армии – не в страшных ГУЛАГах…
Павел Перец. Ты сейчас про кичу будешь рассказывать?
Д.Ю. Чуть-чуть… В комендатуре у нас специально, ну куда привозят пьяных солдат по первости. Там для них, я не могу сказать, что это карцер был – это в стене была дверь железная, а за ней такой… помещением назвать нельзя…
Павел Перец. Чемодан.
Д.Ю. Я бы туда с трудом вошёл, потому что тогда я похудее был, сейчас бы с трудом вошёл. Т.е. оно было примерно… Короче, можно было только сильно согнувшись туда забраться, вот плечо и дверь, они вплотную тебя там закрывали. Пол был ниже пола коридора примерно вот настолько, туда был налит цемент, в цемент были натыканы камни, чтобы ты не сидел. А для разнообразия, если ты совсем безобразно себя вёл, то тебе туда пару вёдер воды наливали, чтобы ты, соответственно, не сидел бы вообще. Вот в таком скрюченном положении ты там сутки мог, ну это зависит от конвоя, от смены. Если ты был с чёрными погонами, а в карауле были гвардейцы-десантники то сутки ты там просидишь точно за плохое поведение. Ну, как ты понимаешь, все оттуда вылезали шёлковыми, как принято говорить. Без побоев, без ничего, но как-то в моём понимании карцер, опять-таки, я потом службу нёс, неплохо знаю, что это такое, и если туда заходит группа, то это что-то не то.
Павел Перец. Это экскурсионный карцер.
Д.Ю. Там огромное окно, ну оно там закрыто какими-то фанерными щитами, снаружи печка, которую топят, т.е. там тепло внутри, хорошо. Ну и у гражданина Анисимова описаны ужасы этого Трубецкого бастиона. Алексеевский равелин, наверное, не Трубецкой бастион. Ужасы были такие: весь день там кошмар, а в 7 часов вечера, когда уходило начальство, все камеры открывали – в это я верю, это родная страна – и все оттуда вываливали в коридор, общались, играли в карты, били друг другу морды.
Павел Перец. Но это было не всегда, это был такой период.
Д.Ю. Само собой.
Павел Перец. Уже после убийства Александра Второго там, конечно, были более жестокие условия. Основная проблема там была в том, что рацион определённый был, а второе – то, что полная изоляция, вот это больше всего людей выносило.
Д.Ю. Естественно, ну да.
Павел Перец. И там была даже такая история, например – ну уж расскажу тебе, раз уж я экскурсовод, раз мы уже затронули эту тему, и опять-таки, людям, которые туда пойдут, будет небезынтересно: там в какой-то момент у них были такие…
Д.Ю. Керосиновые лампы.
Павел Перец. А-ля керосиновые лампы, и там одна заключённая себя облила и подожгла. После этого, соответственно, эти керосиновые лампы заменили.
Д.Ю. Я больше скажу: другой намочил в них портянки, разложил по себе и с керосином подпалил. Имело резонанс в Европах.
Павел Перец. Но там были моменты, конечно, которые нельзя назвать курортными однозначно, но всё же познаётся в сравнении. В сравнении, опять-таки, с состоянием, допустим… ну у меня просто сидели кое-кто, и когда ты понимаешь, что в Крестах, в этих камерах, там у них есть такое понятие «пальма» - это когда под потолком накручено- наверчено, и туда закидывают. Т.е. естественно, это отличается от того состояния.
Д.Ю. Очень сильно.
Павел Перец. Т.е. тут надо чётко расставить акценты: ужасные условия заключения были, это правда, но не всегда и не для всех. Просто, опять-таки, советская историография на них акцентировала внимание, а то, что, например, из ссылки не бежал только ленивый, я потом расскажу, как Софья Перовская убежала – просто её везли, там заснули её сопровождающие, она тихонечко вышла и села на поезд, который шёл в другую сторону, и уехала. Ну и т.д. Соответственно, вот в таких условиях жесточайших пребывал Пётр Заичневский.
Д.Ю. С тёлками на бульваре, да?
Павел Перец. Ну да. Соответственно, вот тут: «Лязгнул засов – часовой впустил Аргиропуло. Они видятся ежедневно». Ну т.е., короче, вот он сидит в соседней камере, но заходит к своему приятелю.
Д.Ю. Тоже неплохо, да.
Павел Перец. Навестить его. «Через 3 дня прибыли Покровский, Понятовский и Рубинский. Евреинов остался в Петербурге. Свидание с Заичневским произошло в камере Аргиропуло». Ну т.е. теперь они решили у него в камере встретиться.
Д.Ю. Атас!
Павел Перец. Ну и соответственно, он там не терял даром времени, и они там, ну считается, что он один, на самом деле это был совместный труд – они написали прокламацию, которая называлась «Молодая Россия». И ради этой-то прокламации я вот это всё рассказываю.
У меня в руках книга замечательного историка Олега Витальевича Будницкого, он специалист по изучению дореволюционного терроризма, не только по этой теме, ещё много чего. И он сделал очень хорошее дело – он собрал в одну книжку все материалы публицистические, чтобы их не искать с разных… просто берёшь эту книжку – тут всё есть. И я вам позволю ряд цитат из этого незабвенного произведения.
Д.Ю. Из прокламации «Молодая Россия», да?
Павел Перец. Да. Хочу ещё раз напомнить, что на дворе 1862 год, только что отменили крепостное право – ну, казалось бы, перестройка, я не знаю, «оттепель».
Д.Ю. Подвижки идут.
Павел Перец. Повеяло… «Запахло весной»…
Д.Ю. «Метелям отбой»…
Павел Перец. Да-да. Буквально это 1861 год, а уже в 1862 году на свет выходят прокламации «Молодая Россия». О чём пишется: «Россия вступает в революционный период своего существования». Я, естественно, не всё тебе буду зачитывать, буквально несколько кусочков. «Проследите жизнь всех сословий, и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально противоположны и которые, следовательно, стоят враждебно одна к другой» - здесь не поспоришь, на самом деле, действительно, было крестьянство, и были помещики или прочие и т.д. Дальше: естественно, грабят крестьян эти помещики, но что важно – грабит и царь. Царь тоже грабит, и он опирается на войско, которого у крестьян нет. И что крайне интересно – на дворе 1862 год, враги – вот он тут перечисляет – враги это помещики, предки которых… бла-бла-бла… это чиновники, словом, все имущие, все, у кого есть собственность родовая или благоприобретённая. Т.е. все имущие, у кого есть собственность, они враги. 1862 год.
Дальше начинается история, которая будет преследовать этих людей до 1917 года: во главе этой шайки стоит «…царь. Ни он без неё, ни она без него существовать не могут, падёт один – уничтожится и другая» - вот это ключевая мысль, что надо просто убрать царя, и всё заиграет, всё затанцует другими красками. Как всегда: вот убери этого правителя, и всё случится.
Д.Ю. Ну, в ряде обстоятельств это срабатывает. Например, если застрелить толкового бригадира, то бригада развалится. Но наивно.
Павел Перец. Да, но когда мы рассуждаем в рамках государства, надо всё-таки как-то, да… Но это юношеский максимализм, от этого никуда не денешься. Вообще, я опять-таки об этом скажу, проблема второй половины 19 века в этом плане заключается в том, что не было, понимаешь, группы, я не знаю, «Slipknot», не было молодёжной субкултьуры, короче.
Д.Ю. Не канализировалось, да?
Павел Перец. Да, т.е. сейчас у нас там панки, эмо, кто угодно, а тогда вот революция – это был тренд, выражаясь современным языком. Соответственно, нужно узаконение торговли, нужно уничтожить, потому что это «организованное воровство».
Д.Ю. Торговля?
Павел Перец. Торговля. Торговля – это организованное воровство, по мнению господина Заичневского. Какую революцию он себе видит: «Революция кровавая и неумолимая, революция, которая должна изменить радикально все, все без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка». Кстати, здесь это не упомянуто, но он ещё выступал за отмену института брака, как такового, т.е. его надо уничтожить. «Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы,» - что важно: мы этого не страшимся, что погибнут и невинные жертвы, - «мы предвидим все это и все-таки приветствуем ее наступление, мы готовы жертвовать лично своими головами (это тоже крайне важно – П.П.), только пришла бы поскорее она, давно желанная!»
Ну и самое главное – откуда это всё пошло: ««В топоры!» — и тогда... тогда бей императорскую партию» - это раздастся клич: «В топоры!», - «бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что тогда, кто будет не с нами, тот будет против, кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами».
Д.Ю. Молодец! Сейчас бы сидел.
Павел Перец. У меня был потрясающий случай: я вёл экскурсию по Столешникову переулку, и вот подвожу как раз к тому месту, где стояло это здание Тверской полицейской части, а ко мне в Москве, реально, бывает такая толпа приходит – тогда было человек, по-моему 35, что ли. Я встал на возвышение, чтобы рассказать, у меня стоит эта толпа, а у меня ещё этот – матюгальник, и я, значит, читаю цитату. Мимо проходили менты, они так напряглись, но потом не стали подходить. Но вообще момент был очень…
Д.Ю. Цитаты, ушли, промокаем пот.
Павел Перец. Да, момент был характерный. А вообще хочу сказать, что я сколько вожу экскурсии, вокруг Лубянки водил – подходили 2 раза разные люди, интересовались – что такое? Видели, что экскурсия, отходили спокойно, т.е. никаких проблем. И на Литейном 4 такая же была история, на Литейном 4 даже никто не подходил.
Вот такое замечательное произведение вот в таких адских, нечеловеческих условиях написал Пётр Григорьевич Заичневский и выпустил. Более того, до конца, по-моему, 1890-ых годов не был известен автор, это он уже потом постфактум признался. Они коллективно это всё дело составили, напечатали и распространили. Прокламация, конечно, произвела эффект разорвавшейся бомбы, более того, даже Герцен, уж казалось бы, её не шибко принял.
Д.Ю. Перебор, да?
Павел Перец. Да, он сказал: что-то да, ребята… Самое интересное – что же было-то господину Заичневскому, как эта кровавая царская власть его наказала: его отправили в ссылку на несколько лет, он в эту ссылку приехал, там тоже отличился – его перевели в более какой-то строгий режим. Но самое интересное, что его потом выпустили, он вернулся к себе на родину в Орловскую губернию и там организовал очередной кружок, и через него прошли несколько людей, в т.ч. госпожа Алавинникова – мы о ней будем говорить, она была народоволкой, т.е. у неё была некая школа, которая вот…. Реакционная школа господина Заичневского. Но он, в общем-то, не успокоился до конца своей жизни. Удивительно, что, я до конца уже прямо так глубоко не копал, но он проповедовал абсолютно народовольческие идеи, но к партии «Народная воля» он не примкнул – наверное, потому что ему было запрещено жить в столицах, а перейти на нелегальное положение он, скорее всего, не мог, потому что, например, был случай, когда он жил, ему вернули все его права, т.е. всё, он жил у себя в этой Орловской губернии, и вдруг он куда-то исчезает в 1876 году. А в этот год, надо сказать, произошла первая революция – ой, господи, революция – первая демонстрация в Петербурге студенческая, и он на ней свалил. Она произошла возле Казанского собора, и именно там впервые был поднят красный флаг Яковом Потаповым, молодым рабочим, причём как поднят – у него у флага не было древка, это был красный флаг с надписью «Земля и воля», поэтому этого человека подкидывали над толпой, чтобы как-то было видно. И в этой связи, чтобы закончить наш разговор, но, опять-таки, всё-таки на более позитивной краеведческой ноте, а не на кроваво-террористической: ну, Казанский собор все себе представляют – это собор с колоннадой, вообще их должно было быть две, Воронихин хотел ещё на той стороне сделать, но не хватило денег. Ну и Павел Первый уже к тому моменту… Соответственно, перед Казанским собором есть такой вот, как это сказать, цветник – не цветник, там фонтан бьёт, сейчас ещё там вообще огородили заборчиком.
Д.Ю. Дорожки, клумбы.
Павел Перец. Дорожки, клумбы – так вот, эти дорожки, клумбы и прочее, это не для красоты, это по распоряжению губернатора Клейгельса, которого, кстати, тоже благополучно застрелили, и мы об этом тоже поговорим, это чтобы скрасть полезную площадь для демонстраций, потому что вот этот пятачок был просто идеален, там собирались все и всегда. Я вот был тут в Пекине, и китайское правительство очень просто решило проблему: Тяньаньмэнь – это самая большая площадь Китая и она из самый крупных в мире, они просто её огородили и теперь пускают туда только днём, только через металлоискатели –и всё, вот простые методы борьбы с выступлениями.
Вот он в этой демонстрации участвовал. В итоге, соответственно, умер своей смертью уже в конце 19 века, но слово было запущено, и вот как раз эта книга Олега Будницкого начинается фразой: «В начале было слово». И это сущая правда – в начале действительно было слово, это прокламация «Молодая Россия», и к чему это слово привело, мы поговорим в следующем выпуске, где я подробно расскажу, во-первых, про кружок Ишутина, которые собирались в заведениях под названием «Крым» и «Ад» на Трубной площади в Москве. Участники этого кружка жили в доме наместника, который теперь синагога на Бронной улице в Москве, ну и естественно, про его покушение в Петербурге на Александра Второго в Летнем саду: где он останавливался, как он это всё произвёл и что за этим последовало – мы об этом всём поговорим в следующем выпуске.
Д.Ю. Синагога в рамках программы государственного антисемитизма была построена, я уверен.
Павел Перец. Безусловно, в рамках программы… Ну вообще, на самом деле, когда-нибудь, когда мы закончим вот эту вот историю, я бы посвятил отдельный выпуск, потому что, ну например, В.В. Путин – ему очень нравится песня «С чего начинается Родина?», и я думаю, не только ему. Я бы рекомендовал нашим зрителям залезть в Википедию и посмотреть, кто автор этой песни – вы откроете для себя много интересного. Я рекомендую посмотреть, кто автор большинства сталинских построек, вот этих всех высоток и прочее, ну и т.д., и т.п.
Д.Ю. Я тебе могу сказать, почему Владимиру Владимировичу нравится эта песня.
Павел Перец. Ну потому что он слышал её в определённом фильме.
Д.Ю. Так точно, да. Остальное нам тогда было…
Павел Перец. Я сейчас делаю один выпуск про Басков переулок, где Путин жил и учился, такой неплохой фидбэк получил, и вот у меня теперь просят: а не сделаете ли вы экскурсию по путинским местам? Ну я думаю, что, наверное, уже это осуществлю. Ну ладно, Дмитрий Юрьевич…
Д.Ю. У … будет явно востребовано. Очень интересно! Ты знаешь, в могзу, как всегда, существует масса всякого, оно живёт, как мозаика: здесь чуть-чуть знаешь, тут чуть-чуть знаешь. А когда складывается в кучу, получается…
Павел Перец. Да-да, вот моя задача – как раз систематизировать, потому что, конечно, есть профессиональные историки: и Анна Гейфман, и тот же самый Будницкий, мной упомянутый, ещё есть историк Кан – он выпустил отличную монографию про «Народную волю» - но они всё-таки, Будницкий в меньшей степени, он как-то старается популяризовать всю эту историю, он участвует в различных передачах и очень интересно рассказывает, но в основном это, конечно, академическая литература, которая рассчитана на специалистов, и самое главное, что для меня обидно – Петербург весь, если посмотреть на карту, я даже потом хочу сделать такую карту реально «Террористический Петербург» - мы увидим, что просто куча мест, где это всё происходило. Этому не уделяется внимания, более того, О. В. Будницкий, я уже 2 раза слышал из его уст, он говорил несколько раз, что Халтурин с Желябовым встречались у магазина «Дациаро» на углу Дворянской и Миллионной. Ну, ему простительно, он москвич, а не петербуржец – мало того, что такого перекрёстка нет в природе, так ещё и магазин «Дациаро» находился на Невском проспекте д.1, о чём я скажу, когда мы будем говорить про взрыв Халтурина. Ну т.е. а я как раз наоборот вот в эту сторону копаю, я вот с точки зрения краеведения, и я ещё раз хочу сказать, что, просмотрев этот курс, длинный, хочу тебе сказать, вы получите очень много именно полезной информации, т.е. вы сможете с этой информацией ходить по городу, по Москве и Петербургу и как-то смотреть не вещи несколько иными глазами.
Д.Ю. Очень интересно, Паша, спасибо.
Павел Перец. Ну, до следующих, так сказать…
Д.Ю. До следующих! Да, спасибо. А на сегодня всё. До новых встреч.
читать дальшеД.Ю. Ха-ха-ха! Молодец скубент, блин, не таясь!
Павел Перец. «Комеди-Клаб», знаешь, за словом в карман не лезет парень. И это важно, потому что именно ему принадлежит первое слово терроризма. В каких же условиях он жил чудовищных? Я почему специально цитирую отсюда, из этого очерка Юрия Куликова – потому что это такая советская вещь, где, естественно, нужно было показывать, как плохо было в тюрьмах и как хорошо было на воле и прочее. Вот как плохо - это пишет советский публицист: «Надо сказать, здесь, в Москве, положение его, как заключённого, куда легче, чем в Северной Пальмире. Сюда, в полицейскую часть, начальство допускало друзей для свидания, следовательно, можно было продолжать своё дело. Выводили даже на прогулку по городу под предлогом посещения бани, можно было встретиться и побеседовать с нужными людьми. Иногда в темницу приходили малоизвестные посетители, те, кто сочувствовал движению, или просто любопытный. Раза два подъезжали в экипаже какие-то нарядные дамы, передавали цветы и фрукты. Но это мало занимало Заичневского, другое дело – светлокудрая девушка, с которой его познакомили на бульваре. Солдат отошёл в сторонку, а они сидели на скамье под липами. Зовут Анни, фамилия Можарова». Т.е. у него там был некий клуб по интересам.
Д.Ю. Атас! Я тебе, как цепной пёс, скажу, что это вообще немыслимые просто вещи. Просто немыслимые!
Павел Перец. А ты видал об этом? Ты знаешь, в беседах со мной ты откроешь очень много интересного о состоянии революционеров.
Д.Ю. У нас есть такой местный историк – Евгений Анисимов, который пишет книги «Дыба и кнут», «Город у эшафота», там. Мне очень интересно всегда. Я как-то раз пошёл в Петропавловскую крепость с целью оценить, в каком ужасном состоянии проживали наши предки. Увидев камеры по 25 м2, я как-то задумался – что-то тут не так. И тут я услышал крик экскурсовода: «Так, группа, выходим из карцера, следующая группа…» Я перешёл на бег – посмотреть, что же там за карцер такой?
Павел Перец. Ну это ты был в Трубецком бастионе, но дело в том, что в тюрьме Трубецкого бастиона…
Д.Ю. Дай я тебе дорасскажу: у нас в армии, например, в армии – не в страшных ГУЛАГах…
Павел Перец. Ты сейчас про кичу будешь рассказывать?
Д.Ю. Чуть-чуть… В комендатуре у нас специально, ну куда привозят пьяных солдат по первости. Там для них, я не могу сказать, что это карцер был – это в стене была дверь железная, а за ней такой… помещением назвать нельзя…
Павел Перец. Чемодан.
Д.Ю. Я бы туда с трудом вошёл, потому что тогда я похудее был, сейчас бы с трудом вошёл. Т.е. оно было примерно… Короче, можно было только сильно согнувшись туда забраться, вот плечо и дверь, они вплотную тебя там закрывали. Пол был ниже пола коридора примерно вот настолько, туда был налит цемент, в цемент были натыканы камни, чтобы ты не сидел. А для разнообразия, если ты совсем безобразно себя вёл, то тебе туда пару вёдер воды наливали, чтобы ты, соответственно, не сидел бы вообще. Вот в таком скрюченном положении ты там сутки мог, ну это зависит от конвоя, от смены. Если ты был с чёрными погонами, а в карауле были гвардейцы-десантники то сутки ты там просидишь точно за плохое поведение. Ну, как ты понимаешь, все оттуда вылезали шёлковыми, как принято говорить. Без побоев, без ничего, но как-то в моём понимании карцер, опять-таки, я потом службу нёс, неплохо знаю, что это такое, и если туда заходит группа, то это что-то не то.
Павел Перец. Это экскурсионный карцер.
Д.Ю. Там огромное окно, ну оно там закрыто какими-то фанерными щитами, снаружи печка, которую топят, т.е. там тепло внутри, хорошо. Ну и у гражданина Анисимова описаны ужасы этого Трубецкого бастиона. Алексеевский равелин, наверное, не Трубецкой бастион. Ужасы были такие: весь день там кошмар, а в 7 часов вечера, когда уходило начальство, все камеры открывали – в это я верю, это родная страна – и все оттуда вываливали в коридор, общались, играли в карты, били друг другу морды.
Павел Перец. Но это было не всегда, это был такой период.
Д.Ю. Само собой.
Павел Перец. Уже после убийства Александра Второго там, конечно, были более жестокие условия. Основная проблема там была в том, что рацион определённый был, а второе – то, что полная изоляция, вот это больше всего людей выносило.
Д.Ю. Естественно, ну да.
Павел Перец. И там была даже такая история, например – ну уж расскажу тебе, раз уж я экскурсовод, раз мы уже затронули эту тему, и опять-таки, людям, которые туда пойдут, будет небезынтересно: там в какой-то момент у них были такие…
Д.Ю. Керосиновые лампы.
Павел Перец. А-ля керосиновые лампы, и там одна заключённая себя облила и подожгла. После этого, соответственно, эти керосиновые лампы заменили.
Д.Ю. Я больше скажу: другой намочил в них портянки, разложил по себе и с керосином подпалил. Имело резонанс в Европах.
Павел Перец. Но там были моменты, конечно, которые нельзя назвать курортными однозначно, но всё же познаётся в сравнении. В сравнении, опять-таки, с состоянием, допустим… ну у меня просто сидели кое-кто, и когда ты понимаешь, что в Крестах, в этих камерах, там у них есть такое понятие «пальма» - это когда под потолком накручено- наверчено, и туда закидывают. Т.е. естественно, это отличается от того состояния.
Д.Ю. Очень сильно.
Павел Перец. Т.е. тут надо чётко расставить акценты: ужасные условия заключения были, это правда, но не всегда и не для всех. Просто, опять-таки, советская историография на них акцентировала внимание, а то, что, например, из ссылки не бежал только ленивый, я потом расскажу, как Софья Перовская убежала – просто её везли, там заснули её сопровождающие, она тихонечко вышла и села на поезд, который шёл в другую сторону, и уехала. Ну и т.д. Соответственно, вот в таких условиях жесточайших пребывал Пётр Заичневский.
Д.Ю. С тёлками на бульваре, да?
Павел Перец. Ну да. Соответственно, вот тут: «Лязгнул засов – часовой впустил Аргиропуло. Они видятся ежедневно». Ну т.е., короче, вот он сидит в соседней камере, но заходит к своему приятелю.
Д.Ю. Тоже неплохо, да.
Павел Перец. Навестить его. «Через 3 дня прибыли Покровский, Понятовский и Рубинский. Евреинов остался в Петербурге. Свидание с Заичневским произошло в камере Аргиропуло». Ну т.е. теперь они решили у него в камере встретиться.
Д.Ю. Атас!
Павел Перец. Ну и соответственно, он там не терял даром времени, и они там, ну считается, что он один, на самом деле это был совместный труд – они написали прокламацию, которая называлась «Молодая Россия». И ради этой-то прокламации я вот это всё рассказываю.
У меня в руках книга замечательного историка Олега Витальевича Будницкого, он специалист по изучению дореволюционного терроризма, не только по этой теме, ещё много чего. И он сделал очень хорошее дело – он собрал в одну книжку все материалы публицистические, чтобы их не искать с разных… просто берёшь эту книжку – тут всё есть. И я вам позволю ряд цитат из этого незабвенного произведения.
Д.Ю. Из прокламации «Молодая Россия», да?
Павел Перец. Да. Хочу ещё раз напомнить, что на дворе 1862 год, только что отменили крепостное право – ну, казалось бы, перестройка, я не знаю, «оттепель».
Д.Ю. Подвижки идут.
Павел Перец. Повеяло… «Запахло весной»…
Д.Ю. «Метелям отбой»…
Павел Перец. Да-да. Буквально это 1861 год, а уже в 1862 году на свет выходят прокламации «Молодая Россия». О чём пишется: «Россия вступает в революционный период своего существования». Я, естественно, не всё тебе буду зачитывать, буквально несколько кусочков. «Проследите жизнь всех сословий, и вы увидите, что общество разделяется в настоящее время на две части, интересы которых диаметрально противоположны и которые, следовательно, стоят враждебно одна к другой» - здесь не поспоришь, на самом деле, действительно, было крестьянство, и были помещики или прочие и т.д. Дальше: естественно, грабят крестьян эти помещики, но что важно – грабит и царь. Царь тоже грабит, и он опирается на войско, которого у крестьян нет. И что крайне интересно – на дворе 1862 год, враги – вот он тут перечисляет – враги это помещики, предки которых… бла-бла-бла… это чиновники, словом, все имущие, все, у кого есть собственность родовая или благоприобретённая. Т.е. все имущие, у кого есть собственность, они враги. 1862 год.
Дальше начинается история, которая будет преследовать этих людей до 1917 года: во главе этой шайки стоит «…царь. Ни он без неё, ни она без него существовать не могут, падёт один – уничтожится и другая» - вот это ключевая мысль, что надо просто убрать царя, и всё заиграет, всё затанцует другими красками. Как всегда: вот убери этого правителя, и всё случится.
Д.Ю. Ну, в ряде обстоятельств это срабатывает. Например, если застрелить толкового бригадира, то бригада развалится. Но наивно.
Павел Перец. Да, но когда мы рассуждаем в рамках государства, надо всё-таки как-то, да… Но это юношеский максимализм, от этого никуда не денешься. Вообще, я опять-таки об этом скажу, проблема второй половины 19 века в этом плане заключается в том, что не было, понимаешь, группы, я не знаю, «Slipknot», не было молодёжной субкултьуры, короче.
Д.Ю. Не канализировалось, да?
Павел Перец. Да, т.е. сейчас у нас там панки, эмо, кто угодно, а тогда вот революция – это был тренд, выражаясь современным языком. Соответственно, нужно узаконение торговли, нужно уничтожить, потому что это «организованное воровство».
Д.Ю. Торговля?
Павел Перец. Торговля. Торговля – это организованное воровство, по мнению господина Заичневского. Какую революцию он себе видит: «Революция кровавая и неумолимая, революция, которая должна изменить радикально все, все без исключения, основы современного общества и погубить сторонников нынешнего порядка». Кстати, здесь это не упомянуто, но он ещё выступал за отмену института брака, как такового, т.е. его надо уничтожить. «Мы не страшимся ее, хотя и знаем, что прольется река крови, что погибнут, может быть, и невинные жертвы,» - что важно: мы этого не страшимся, что погибнут и невинные жертвы, - «мы предвидим все это и все-таки приветствуем ее наступление, мы готовы жертвовать лично своими головами (это тоже крайне важно – П.П.), только пришла бы поскорее она, давно желанная!»
Ну и самое главное – откуда это всё пошло: ««В топоры!» — и тогда... тогда бей императорскую партию» - это раздастся клич: «В топоры!», - «бей императорскую партию, не жалея, как не жалеет она нас теперь, бей на площадях, если эта подлая сволочь осмелится выйти на них, бей в домах, бей в тесных переулках городов, бей на широких улицах столиц, бей по деревням и селам! Помни, что тогда, кто будет не с нами, тот будет против, кто против, тот наш враг, а врагов следует истреблять всеми способами».
Д.Ю. Молодец! Сейчас бы сидел.
Павел Перец. У меня был потрясающий случай: я вёл экскурсию по Столешникову переулку, и вот подвожу как раз к тому месту, где стояло это здание Тверской полицейской части, а ко мне в Москве, реально, бывает такая толпа приходит – тогда было человек, по-моему 35, что ли. Я встал на возвышение, чтобы рассказать, у меня стоит эта толпа, а у меня ещё этот – матюгальник, и я, значит, читаю цитату. Мимо проходили менты, они так напряглись, но потом не стали подходить. Но вообще момент был очень…
Д.Ю. Цитаты, ушли, промокаем пот.
Павел Перец. Да, момент был характерный. А вообще хочу сказать, что я сколько вожу экскурсии, вокруг Лубянки водил – подходили 2 раза разные люди, интересовались – что такое? Видели, что экскурсия, отходили спокойно, т.е. никаких проблем. И на Литейном 4 такая же была история, на Литейном 4 даже никто не подходил.
Вот такое замечательное произведение вот в таких адских, нечеловеческих условиях написал Пётр Григорьевич Заичневский и выпустил. Более того, до конца, по-моему, 1890-ых годов не был известен автор, это он уже потом постфактум признался. Они коллективно это всё дело составили, напечатали и распространили. Прокламация, конечно, произвела эффект разорвавшейся бомбы, более того, даже Герцен, уж казалось бы, её не шибко принял.
Д.Ю. Перебор, да?
Павел Перец. Да, он сказал: что-то да, ребята… Самое интересное – что же было-то господину Заичневскому, как эта кровавая царская власть его наказала: его отправили в ссылку на несколько лет, он в эту ссылку приехал, там тоже отличился – его перевели в более какой-то строгий режим. Но самое интересное, что его потом выпустили, он вернулся к себе на родину в Орловскую губернию и там организовал очередной кружок, и через него прошли несколько людей, в т.ч. госпожа Алавинникова – мы о ней будем говорить, она была народоволкой, т.е. у неё была некая школа, которая вот…. Реакционная школа господина Заичневского. Но он, в общем-то, не успокоился до конца своей жизни. Удивительно, что, я до конца уже прямо так глубоко не копал, но он проповедовал абсолютно народовольческие идеи, но к партии «Народная воля» он не примкнул – наверное, потому что ему было запрещено жить в столицах, а перейти на нелегальное положение он, скорее всего, не мог, потому что, например, был случай, когда он жил, ему вернули все его права, т.е. всё, он жил у себя в этой Орловской губернии, и вдруг он куда-то исчезает в 1876 году. А в этот год, надо сказать, произошла первая революция – ой, господи, революция – первая демонстрация в Петербурге студенческая, и он на ней свалил. Она произошла возле Казанского собора, и именно там впервые был поднят красный флаг Яковом Потаповым, молодым рабочим, причём как поднят – у него у флага не было древка, это был красный флаг с надписью «Земля и воля», поэтому этого человека подкидывали над толпой, чтобы как-то было видно. И в этой связи, чтобы закончить наш разговор, но, опять-таки, всё-таки на более позитивной краеведческой ноте, а не на кроваво-террористической: ну, Казанский собор все себе представляют – это собор с колоннадой, вообще их должно было быть две, Воронихин хотел ещё на той стороне сделать, но не хватило денег. Ну и Павел Первый уже к тому моменту… Соответственно, перед Казанским собором есть такой вот, как это сказать, цветник – не цветник, там фонтан бьёт, сейчас ещё там вообще огородили заборчиком.
Д.Ю. Дорожки, клумбы.
Павел Перец. Дорожки, клумбы – так вот, эти дорожки, клумбы и прочее, это не для красоты, это по распоряжению губернатора Клейгельса, которого, кстати, тоже благополучно застрелили, и мы об этом тоже поговорим, это чтобы скрасть полезную площадь для демонстраций, потому что вот этот пятачок был просто идеален, там собирались все и всегда. Я вот был тут в Пекине, и китайское правительство очень просто решило проблему: Тяньаньмэнь – это самая большая площадь Китая и она из самый крупных в мире, они просто её огородили и теперь пускают туда только днём, только через металлоискатели –и всё, вот простые методы борьбы с выступлениями.
Вот он в этой демонстрации участвовал. В итоге, соответственно, умер своей смертью уже в конце 19 века, но слово было запущено, и вот как раз эта книга Олега Будницкого начинается фразой: «В начале было слово». И это сущая правда – в начале действительно было слово, это прокламация «Молодая Россия», и к чему это слово привело, мы поговорим в следующем выпуске, где я подробно расскажу, во-первых, про кружок Ишутина, которые собирались в заведениях под названием «Крым» и «Ад» на Трубной площади в Москве. Участники этого кружка жили в доме наместника, который теперь синагога на Бронной улице в Москве, ну и естественно, про его покушение в Петербурге на Александра Второго в Летнем саду: где он останавливался, как он это всё произвёл и что за этим последовало – мы об этом всём поговорим в следующем выпуске.
Д.Ю. Синагога в рамках программы государственного антисемитизма была построена, я уверен.
Павел Перец. Безусловно, в рамках программы… Ну вообще, на самом деле, когда-нибудь, когда мы закончим вот эту вот историю, я бы посвятил отдельный выпуск, потому что, ну например, В.В. Путин – ему очень нравится песня «С чего начинается Родина?», и я думаю, не только ему. Я бы рекомендовал нашим зрителям залезть в Википедию и посмотреть, кто автор этой песни – вы откроете для себя много интересного. Я рекомендую посмотреть, кто автор большинства сталинских построек, вот этих всех высоток и прочее, ну и т.д., и т.п.
Д.Ю. Я тебе могу сказать, почему Владимиру Владимировичу нравится эта песня.
Павел Перец. Ну потому что он слышал её в определённом фильме.
Д.Ю. Так точно, да. Остальное нам тогда было…
Павел Перец. Я сейчас делаю один выпуск про Басков переулок, где Путин жил и учился, такой неплохой фидбэк получил, и вот у меня теперь просят: а не сделаете ли вы экскурсию по путинским местам? Ну я думаю, что, наверное, уже это осуществлю. Ну ладно, Дмитрий Юрьевич…
Д.Ю. У … будет явно востребовано. Очень интересно! Ты знаешь, в могзу, как всегда, существует масса всякого, оно живёт, как мозаика: здесь чуть-чуть знаешь, тут чуть-чуть знаешь. А когда складывается в кучу, получается…
Павел Перец. Да-да, вот моя задача – как раз систематизировать, потому что, конечно, есть профессиональные историки: и Анна Гейфман, и тот же самый Будницкий, мной упомянутый, ещё есть историк Кан – он выпустил отличную монографию про «Народную волю» - но они всё-таки, Будницкий в меньшей степени, он как-то старается популяризовать всю эту историю, он участвует в различных передачах и очень интересно рассказывает, но в основном это, конечно, академическая литература, которая рассчитана на специалистов, и самое главное, что для меня обидно – Петербург весь, если посмотреть на карту, я даже потом хочу сделать такую карту реально «Террористический Петербург» - мы увидим, что просто куча мест, где это всё происходило. Этому не уделяется внимания, более того, О. В. Будницкий, я уже 2 раза слышал из его уст, он говорил несколько раз, что Халтурин с Желябовым встречались у магазина «Дациаро» на углу Дворянской и Миллионной. Ну, ему простительно, он москвич, а не петербуржец – мало того, что такого перекрёстка нет в природе, так ещё и магазин «Дациаро» находился на Невском проспекте д.1, о чём я скажу, когда мы будем говорить про взрыв Халтурина. Ну т.е. а я как раз наоборот вот в эту сторону копаю, я вот с точки зрения краеведения, и я ещё раз хочу сказать, что, просмотрев этот курс, длинный, хочу тебе сказать, вы получите очень много именно полезной информации, т.е. вы сможете с этой информацией ходить по городу, по Москве и Петербургу и как-то смотреть не вещи несколько иными глазами.
Д.Ю. Очень интересно, Паша, спасибо.
Павел Перец. Ну, до следующих, так сказать…
Д.Ю. До следующих! Да, спасибо. А на сегодня всё. До новых встреч.